Каждый раз включаю его, а там всё одно и то же, то этого бородатого покажут, то за другим бородатым гоняются, а совести совсем никакой не осталось, сами уже все обросли. Лучше б подумали – может они люди и хорошие, ну и что, что бородатые.
(записано редколлегией альманаха)
Крылья Аллаха
Ec ли Mы пoжeлaeм ,
Mы низвeдeм нa ниx c нeбa
знaмeниe,
и выи иx бyдyт пpeднами
пoвepгнyты .
Коран. Сура «Поэты»
Халиф Гусейн ибн Фарид Абу Селим скучал. Его молодое, здоровое тело покоилось на шелковых подушках на возвышении, а не по годам мудрый и мятежный дух метался по роскошному залу, отражаясь от стен, потолка и пола, устланного толстым ковром с золотой нитью.
В свои тридцать с небольшим лет последние пять он правил Халифатом. Не уступая по мудрости убеленным сединою старцам, он был молод, смел и решителен. Значительная казна, доставшаяся от отца в наследство, многократно приумножилась. Прекрасно вооруженные и обученные воины Халифа обеспечили стране прочный мир, даст Аллах – на многие поколения. Торговля с Востоком и Западом также была весьма успешной и из года в год пополняла казну звонкими динарами. Золота было столько, что Халиф мог позволить себе бесплатно выдавать подданным воду – кому сколько нужно. А вскоре бесплатным будет и хлеб… И на фоне всего этого процветания и благолепия Гусейн всё больше погружался в беспредельную тоску и безразличие – «чёрная желчь», как называли её Эллины, отравляла душу день за днём и даже по ночам. Не к чему стремиться. Скука.
Допив мёд из серебряной, вызолоченной изнутри чаши, Халиф запустил ею в опостылевших музыкантов. Швырнул лениво, без злобы. Музыканты, прекрасно понимавшие состояние и настроение Повелителя, схватили свои инструменты и быстро и бесшумно удалились. Надоело. Ну хоть бы какое-то дело, пусть бесплодное, но занимающее все силы, всю его могучую волю и жаркую страсть. Мечта. Иллюзия. Майя. И тут глаза Гусейна засветились живым огнём, разгораясь как угли на ветру.
- Гарун, - громко позвал он. В следующее мгновение в дверях покоев наследника Имама появилась громадная и почти квадратная фигура начальника дворцовой стражи. На нем были зелёные шаровары и короткий красный жилет, не скрывавший могучего торса. Левый глаз этот воин Аллаха потерял в боях с неверными восемь или девять лет назад, и теперь пустую глазницу прикрывала полоска чёрной кожи. Правый же глаз, небесно-синий, смотрелся как-то нелепо под густой чёрной бровью на дотемна загорелом, изрезанном шрамами лице Гаруна.
- Я здесь, мой Господин.
- Гарун, мне нужен визирь. Быстро.
- Уже бегу, Господин, - поклонился стражник и действительно побежал с невероятной быстротой, гулко топая огромными сапожищами по дворцовым коридорам.
Минут через десять в покоях появился Мусафар ар-Рашид, визирь Халифа. Не вошёл, а именно появился, возник бесшумно, из ничего.
- Приветствую тебя, о достойнейший из смертных, Повелитель правоверных, услада моего сердца и …
- Гусейн моего Фарида, тетива моего лука, шампур моего кебаба, - передразнил Халиф не в меру подобострастного визиря. – Иншалла. Ты помнишь, дней девять или десять тому мы возвращались с охоты?
Визирь наморщил лоб, словно бы роясь в памяти. На самом деле он прекрасно помнил всё за последние лет тридцать, особенно если это касалось Халифов – Фарида и его ныне царствующего отпрыска. Теперь же он лишь тянул время, пытаясь догадаться, к чему клонит Повелитель. Но тот был нетерпелив:
- Мы ещё пустили скакунов во весь опор, помнишь? Я бросил узду и развел руки в стороны, помнишь? Ты тоже, хотя, кажется, боялся свернуть себе шею, помнишь?
- Припоминаю, мой Повелитель, но я…
- Что ты почувствовал?
- Право, было … гм … не вполне обычное ощущение … м-м-м…
- Какое, Мусафар, какое? – Халиф схватил визиря за ворот халата и встряхнул – чтобы слова быстрее вылетали из его уст.
- Ну, далеко не каждый смертный, а в их числе и покорный Ваш слуга, может сравниться в храбрости с самим Халифом, достойнейшим из …
- Ай! – отмахнулся Гусейн. Знаю, ты трусоват, но я не об этом. Что чувствовали твои руки?
- Руки? – удивился визирь, теперь, кажется, по-настоящему. – Ну, ветер, эфир.
- Так. А то, что этот ветер неодолимо увлекает ладони кверху, этого ты не заметил? – продолжал пытать Халиф.
- Да, о Великий, так обычно…
- А почему так обычно? – не унимался Повелитель правоверных.
- Ну это … я … я не знаю, - честно признался Мусафар. – Таково провидение …
- Вытяни руку, - скомандовал Халиф, и, не дожидаясь, сам схватил визиря за запястье. – Видишь? Снизу ладонь плоская, а тыльная её сторона выпуклая. При быстрой скачке с расставленными в стороны руками воздух, или эфир, обтекает твою ладонь снизу по прямой линии, а сверху – по дуге.
- Вы как всегда наблюдательны, мой Господин.
- Вот эта кривизна и создаёт ту силу, что влечёт ладонь вверх при быстрой скачке!– заключил Гусейн ибн Фарид Абу Селим, сверкая глазами, как лунами в ночи.
- Я рад, что занятия юности оставили столь глубокий след … - начал было визирь, но Халиф не слушал, поглощённый своими мыслями.
- Теперь подумай, а что если взять небольшую лодку и приделать к ней крылья, плоские снизу и выпуклые сверху? Если разогнать лодку до нужного бега, то сила превысит тягу лодки вниз, и она полетит! Представляешь? Приделаем к ней рули, наподобие корабельных, и Небо станет доступно!
- Повелитель! – взмолился Мусафар, - даже Иблис в своей безмерной гордыни …
- Молчи, несчастный! – приструнил его Халиф. – Причём здесь Иблис? Я о деле говорю. В лодку можно усадить одного или даже двух воинов с грузом – камни, горшки со смолой или горячим маслом. Один правит, другой сбрасывает снаряды сверху на головы неверных и многобожников. Мы будем непобедимы, пронесём знамя Имама через все земли и … о чем говорить, Мусафар! – он хлопнул своего визиря по плечу. Тот поморщился – размечтавшийся Халиф не заметил, что шлепок вышел весьма крепкий.
- Но Государь, - уже менее уверенно возразил визирь, - как же мы разгоним эту лодку? Скакунами?
- Нет, - махнул рукой Гусейн, - скакуны не помогут. Но помнишь, как один купец рассказывал про трубки, набитые чёрным горючим порошком, что летают быстрее птиц, как стрелы? Их делают эти желтоватые коротышки с Востока …
- Китайцы, - вежливо подсказал визирь. При всей огромной склонности к точным наукам и философии из географии Повелитель в совершенстве знал лишь очертания берегов, материков и островов, мало интересуясь народами, эти острова и материки населяющими. Поэзию же он не любил вовсе, считая всех до одного поэтов бездельниками, пьяницами и «совратителями правоверных».
- Да, да, китайцы. Если две больших трубки набить этим порошком и прикрепить к лодке с двух сторон, то они так разгонят её, что она непременно полетит. Когда же выгорит весь порошок, она сможет парить ещё какое-то время, пока не сядет на землю или на воду. Короче, нам нужен такой порошок. Необходимо закупить его у китайцев, а лучше – узнать секрет изготовления. Наши учёные сумеют, я думаю, производить достаточное количество оного.
- Но как рассчитать размах и кривизну крыльев? – не унимался визирь.
- Вот, - Халиф вынул из-под подушки и протянул ему несколько скрученных в трубку листов пергамента, - я тут кое-что высчитал и начертил. Занялся этим со скуки, но теперь вдруг понял – это судьба. Возьми лучших мастеров, и пусть делают всё так, как указано. И распорядись насчёт чёрного порошка. Хорошо бы выведать, как эти китайцы его приготовляют. Ступай! Иншалла.
- Слушаюсь, Великий, - поклонился визирь и, пятясь, вышел.
«Сомневается», - думал Халиф, глядя ему вслед.
* * *
Первое испытание нового чуда состоялось через четыре месяца после упомянутого разговора на большом поле возле Старого канала. Всё это время, под надзором самого визиря, десятка три лучших плотников, кузнецов и других рабочих строили летающую лодку. Труднее всего было с чёрным порошком, однако, и этот секрет раскрыли, подкупив какого-то китайского купца.
В лодке сидел могучий Гарун, начальник охраны Халифа. Ему едва удалось убедить своего господина в том, что если что-то пойдет не так, то лучше уж он, Гарун, покалечится или, храни Аллах, разобьётся, нежели хоть царапину получит всенародно любимый Повелитель.
Рядом с Гаруном лежали два небольших мешка с песком, заменявшие двух седоков. Всё готово. Стражник махнул рукой и схватился за рычаги. По сигналу слуги запалили одновременно два фитиля, свисавших из толстых труб, направленных назад. Порошок вспыхнул, извергая снопы искр и густого белого дыма. Лодка качнулась, а затем её четыре маленькие колеса завертелись, увлекая отважного испытателя вперёд со скоростью доброго арабского скакуна. Лодка разгонялась всё быстрее, стеля дым позади себя, и вот, наконец, её колёса оторвались от земли. Было видно, как они поднялись до высоты человеческого роста, затем – средних размеров дерева.
- Летит! – закричал Халиф.
- Летит! Летит! – подхватили стоявшие рядом.
И тут раздался громкий треск. Лодка, отделившись от крыльев, стремительно рухнула посреди поля, а крылья, увлекаемые тягой горючего порошка, понеслись вперёд, накренились, перевернулись и врезались в землю шагах в сорока. Грохнуло как во время сильной грозы, и столб дыма и пыли взметнулся над полем.
- Аллах милосердный! – воскликнул Халиф, и, вскочив в седло, помчался к обломкам лодки. За ним бросились другие, включая визиря Мусафара.
Гарун лежал среди обломков. Он был без сознания, лицо его заливала кровь из раны на лбу, но дышал он ровно, а крепкие кости, похоже, выдержали страшное крушение. Подоспевший врач с двумя помощниками оттащили его в сторону и принялись приводить в чувство, заодно омыв лицо водой и перевязав рану. Халиф, чернее тучи, рассматривал остатки летучего корабля. Вдруг лоб его пересекли морщины. Он нагнулся и вытащил из груды внушительных размеров щепку, по всей видимости, обломок продольного бруса, что у обычных судов называют килем. Щепка была чёрной, как смоль.
- Что это? – спросил он изменившимся голосом.
- Щепка, - ответили хором визирь и старший плотник, стоявшие поблизости.
- Я вижу, что не верблюд, - процедил Халиф сквозь зубы. – Что это за дерево?
- Лучшее чёрное дерево от купцов из Египта, - поспешил заверить визирь. Я лично выбирал, пришлось заплатить кругленькую …
- А-а-а-р-р! – возопил Халиф. – Чёрное дерево! Я же написал – сандал, сандаловое – не чёрное! Шайтаны!
- Но чёрное ценится никак не меньше, даже …
- Молчать! – Халиф распалился ещё сильнее. Глупость он ненавидел куда больше, чем открытое неповиновение. – О, недостойные! Вы глупее собак! Не женщины породили вас, а самки шакалов! Вы перетяжелили конструкцию!
Визирь подумал, что Повелитель сейчас схватится за саблю, а там – храни Аллах, но тот, кажется, уже начал успокаиваться, обретая обычную ясность ума.
- Ваше счастье, что Гарун жив, - тот действительно начал приходить в чувства, как только услышал яростный рёв своего господина, - а то бы …- и он красноречиво провёл пальцем поперёк шеи.
- Я сам буду следить за постройкой следующей лодки, - произнёс Халиф, немного помолчав, - а вы – вы, - он отвернулся, дабы не видеть своих незадачливых подданных, – если уж ничего не разумеете, то хотя бы делайте то, что вам говорят, - буркнул он наконец, обращаясь то ли к рукояти сабли, то ли к носкам своих сапог.
* * *
Постройка второй летучей лодки продвигалась быстро. Халиф с утра до вечера следил за работой и соблюдением чертежей. Однажды он выхватил долото из рук краснодеревщика и несильно, но чувствительно стукнул мастера рукояткой по голове – тот пытался вывести тонкий узор на рейке крыла.
- Увы, Халиф не знает красоты! – тихо сказал визирь стоявшему рядом Гаруну, который уже почти оправился после падения. Лицо его украсилось новым шрамом, он всё ещё прихрамывал на левую ногу, но чувствовал себя, как обычно, хорошо.
- Халиф знает, что такое сила! – ответил страж, не поворачивая головы. – Подлунный мир будет спасён силою, а не какой-то бесполезной красотой.
«Гм, несмотря на собачью преданность Халифу, мозги у этого Гаруна отнюдь не собачьи», - подумал визирь.
Вторые испытания проводили на том же поле, что и первые. В лодке опять восседал одноглазый Гарун. Испытав радость пусть недолгого, но всё же полёта, он наотрез отказался уступить своё место кому-то ещё. Жерла труб вспыхнули искрами, повалил дым, и второй летающий корабль понёсся вперёд. Не добежав и до середины поля, его маленькие колёса оторвались от земли, и крылья потянули лодку всё выше. Взлетев, быть может, на высоту самого большого минарета, лодка развернулась и понеслась обратно, оставляя в ярко-синем небе два дымных следа. Гарун, свесившись за борт, помахал рукой. Толпа снизу рукоплескала ему.
После того, как порох выгорел, лодка сделала ещё три круга и плавно опустилась на поле, не докатившись шагов сто до того места, где стоял Халиф. Повелитель уже мчался через поле к лодке, за ним пытался поспеть визирь, а за ним – другие. Вскочив внутрь, Халиф обнял верного Гаруна за бычью выю, затем схватил один мешок с песком и выбросил на землю.
- Тащите огненный порошок, полетим вдвоём, - крикнул Гусейн. Затем выбросил второй мешок, - нет, втроём, - и поманил визиря пальцем. Тот, пыхтя и бормоча не то молитвы, не то проклятия, стал послушно взбираться.
Второй полёт в тот день прошёл так же успешно, как и первый. Под конец даже визирь осмелел и стал с любопытством поглядывать вниз, на толпу рабочих и просто зевак – мужчин, женщин и детей, побросавших работу и забавы, чтобы посмотреть на такое чудо.
- Как мы назовём летающий корабль? – неожиданно, возвращаясь вечером того дня во дворец, спросил Халиф Гаруна и Мусафара, которые ехали по обе стороны от него.
- «Джинн», - тут же ответил начальник стражи, - или «Ифрит». Он летает быстрее птицы!
- Нет, так не пойдёт, - не поддержал Гаруна его господин.
- Может, «Птица Рух»? – предложил визирь.
- Тоже нет. Не забывайте, наша цель – нести свет Истинной Веры, - сказал Халиф, и, помолчав, добавил, - мы назовём его «Крылья Аллаха»!
* * *
Халиф Гусейн ибн Фарид Абу Селим скучал. Ещё полгода тому назад он ясно видел цель и отдавал всего себя этой цели. Однако теперь всё было взвешено и известно. Его уже не радовали прекрасные новости: о том, что в Эль-Парисе, столице Французского эмирата, начали строить сразу пять новых мечетей, что на острых шпилях старых храмов теперь вместо креста водружён полумесяц, наконец, о том, что два десятка отважных мамелюков на «Крыльях Аллаха» сожгли английский флот из ста двадцати кораблей и теперь король Англии слёзно просит мира на любых условиях. Весь мир лежал теперь у его ног. Цель достигнута. Не к чему стремиться. Скука.
Допив мёд из серебряной, вызолоченной изнутри чаши, Халиф запустил ею в опостылевших танцовщиц …