Манифестация боли

Что отдаешь за свою правдивость? – Себя.
Встречаешь.
Говоришь. Смотришь. Чуешь.
Отдаешь. Отнимаешь.
Больно.
Больно-больно-больно…
Пугается, боится. Отрывает кусочек и убегает.
Всего один вопрос. (О любви не стоит. Не стоит фальшивить. Об этом –задумываешься потом. Позже-позже – не сейчас.) Солгать, уже знаешь - нужно солгать; иначе – опять…
Отвечаешь…несешь истину.
Зря.
Говорить о том, что будет или, в данном случае – обычном случае, не будет – бессмысленно. Скажешь – и все.
Ее облегчение – твоя боль.
Обнаженные души - одетые тела. (Обнаженные тела – одетые души: в другое время.)
Не все в этом. То, о чем сказано – лишь манифестация боли.
Что дальше?
Отвратительно, тошнит от самого себя.
Мы увидимся.
Мы увидимся.
Мы не увидимся.
Есть только: я, она, другая и Надежда.
Надежда: размером чуть побольше моего либидо.

О ком мне писать?

О ком мне писать? Кто, кто есть муза моего вдохновения?
Меня недооценивают или, быть может, я переоцениваю себя. Ничем другим я не могу объяснить, что мне не бросаются на шею, не зацеловывают и не говорят, какой я замечательный. Впрочем, всего этого в моей жизни не было никогда. И, по всей вероятности, никогда не будет.
Ее нет в моей жизни, и нет уже давно. Что можно сказать человеку, который ошибается в твоем возрасте, не помнит номер твоего телефона, который набирала сотни тысяч раз. Сказать ей, что ты ее любишь, и, черт побери, будешь любить? Только это и остается.
Жизнь До. Жизнь После. Жизнь с ней пробежала как мгновение и продлилась полтора года. Я – ее случайный попутчик. Она – моя единственная остановка.
Предпочитаю ходить пешком.

Разбиваю сердца. Посвящается О.В.

Последней умирает Надежда.
Первой – Любовь.
И остается Вера в то,
что эта любовь была не последней.
Я проснулся, нехотя побрел в ванную. Уставился в зеркало. Посмотрел в свои глаза. Заглянул глубоко внутрь. И увидел себя. Всего сразу. Таким, какой я есть. Слетела шелуха, покрывавшая меня со дня моего появления на свет. Я был там, был настоящим. И был здесь: новорожденным, кровоточащим, со злыми глазами. Зрелище было просто невыносимо. Я не мог отвести глаз.
То утро выдалось особенно тяжелым.
– Надеюсь, вы – гей.
– Нет.
–Жаль.
– Почему?
– В противном случае было бы интересно.
Мужчина, друг моего знакомого, интеллигентного вида, обладатель приятного баса и двух-трех любовниц, предложил мне работу. Очень простую. Он был ревнив. Надо было испытать его жену. Меня рекомендовали. Большие деньги, я согласился.
Я был хорош собой, умен, приятен в общении и постели. Я был уверен в победе. Почти…
– Привет.
Глаза встретились и приятно удивились.
– Мы знакомы?
– Прошлым летом в Ленинграде…
Об этом узнаешь сразу. Случайный взгляд, движение руки, мимолетная улыбка… И ты понимаешь, что это она. И сразу с этим чувством внутри тебя появляется проблема. И она состоит не в том, что ты знаешь, чем ты занимаешься, а она – нет. И даже не в том, кто тебя нанял. Проблема в том, что это происходит периодически. И бесследно уходит.
Но сейчас я любил. И я знал также, что это ее погубит.
– Прости, я совсем забыла… – Она, конечно, знала, что мы незнакомы, но это ее не смутило.
– Игорь.
– И-го-рь, – проговорила она нараспев, пробуя имя на вкус. – И чем ты занимаешься … Игорь?
– Разбиваю сердца.
– Ой, правда. – Она рассмеялась. – И мне ты тоже сердце разобьешь?
– Хочешь? – Я выдержал паузу. – Плати.
– И какова цена?
– Не знаю… – Милое правило: не носить нижнего белья. – Могут быть варианты…
Невинный алкоголь вмешивался в обстановку и помогал говорить глупости.
– Что тебе нравиться в этой жизни?
– О, я люблю ночную жизнь, вино и неприятности.
– Боже мой! Как ты все-таки молод! И глуп, конечно.
Я завелся и – странно – это состояние не проходило. Я почему-то любил, и она почему-то тоже. И мы в кои-то веки разговаривали друг с другом, а не с отражением своего собственного сознания.
Произошел странный инцидент: из двух «я» получилось «мы».
Очарование исчезло вместе с ней. Мне очень ее не хватало. А может, наплевать на все и сбежать прямо сейчас? Конечно, без нее, – я отлично понимал это. Неведомая сила держала меня на месте.
Сейчас она позвонит ему, а он поверит. Поверит. Супружеское безразличие как путь к супружеской измене – что погубило их брак?
Я уже все это знал, а она еще нет. Иногда жизнь бывает забавной.
– Мы куда-то спешим? – Ненавязчиво.
– Нет. – Я почти резко уменьшил шаг.
– Мужчины так предсказуемы… – Ироничный взгляд.
Я моментально вскипел. Пошловатая колкость уже слетала с моих губ.
Ее глаза зажглись, она собралась и вдруг… поцеловала меня. И все. За этот поцелуй я отдал бы всю свою жизнь.
Мы зашли внутрь. Я даже не успел зажечь свет.
– Ты делала это раньше?
– Занималась сексом?
– Нет. Изменяла мужу.
Она вскочила с постели, отвернулась:
– Откуда…
Я пожал плечами.
Она попыталась взять себя в руки:
– А ты проницателен.
Я стал одеваться. Она стояла у окна и курила.
Молчание.
Она подошла, прижалась ко мне, глаза ее были мокрыми.
– Прости… Ты – первый.
И после паузы:
– Уходи.
Она отошла от меня и как-то странно улыбнулась.
– Я уже забыла, когда не жила с ним. А он с самого начала был … сволочью.
Я ждала его, а он был с другими. Я так долго ждала его…
Помолчала и продолжила уже тише:
– Пока вдруг не полюбила…
Вышел, хлопнув дверью. Видимо, излишне сильно.
Я сообщил мужу, что он – рогоносец, и получил заработанные деньги.
Никак не забуду ее последние слова, которые она успела мне прошептать, пока я не вылетел из ее квартиры:
«Живи. Радуйся. Размножайся».
Больше я ее не встречал. Больше я никого не любил. Любил?

Любовь как стремление к эякуляции.

Ты меня разбудила. Я думала, что ты. Думала, что я. Никогда не будем вместе. Печальные глаза твои напротив. Разговор на языке чавкающих половых губ. Я еще не знала, а руки уже знали, что мы переспим. Падающие хлопьями, сгустки крови из опустевшего, обездвиженного сердца, того, что в голове. Потрясающие слова, роскошные мысли, высокая пропускающая способность: что может быть лучше в девушке? Знаешь – все равно. Знаешь, иногда. Хочется уйти и кричать; убегая, кричать; ползти и кричать. Жизнь прекрасна! Удивительна! Ой, закончилась. Любовь нечаянно нагрянет. А потом отпрянет, а потом отпрянет, – и вот нет ее.
Пора остановится. Жду тебя. Прощаюсь с тобой. Скучно разговаривать с самим собой, восхищаться, ругаться.
Так появляешься ты.
Ты смотришь мне в глаза, я смотрю тебе. Если ты думаешь обо мне сейчас. Если вдруг ты думаешь обо мне сейчас. Если ты со мной сейчас.

Та, имя которой нельзя называть. Посвящается Антону и Кате.

Та, имя которой нельзя называть, полюбила меня. Взаимно.
Та, имя которой нельзя называть, забеременела и родила ребенка.
А в промежутке между этими двумя событиями вышла замуж. За отца ребенка.
А я пошел топиться,… но вместо этого напился.
Та, имя которой нельзя называть, забыла обо мне. Взаимно.
Та, имя которой нельзя называть.
Та, имя которой нельзя называть.

Наказание постигнуто.

I could never spend my life
With the man like you
I could never be your woman
I could never be your woman
 
Иногда наступает время предаться воспоминаниям. Главное – не предавать их при этом.
Ты мне приснилась этой ночью. Приснилась…
Я хочу то, чего не существует. Я ищу ту, которой нет.
Еще хоть день, иль час, секунду. Прожить с тобой. Но нет. Судьба жестока. Жизнь закончена. И прочая ересь.
Свидетельство разрыва – это не ее фотография и не чьи-нибудь, например, свои, идиотско-счастливые воспоминания, нет – это поход в аптеку за презервативами. На уговоры-объяснения нужно время – или насилие. Или полное желание подчиниться тебе, подчинение – залог бессмертия рода людского.
Счастлив, значит – деградируешь. В страдании – возносишься вверх. Задумываешься об этом во втором случае. В первом вообще не думаешь. Ведь зачем думать блаженному идиоту?
Каждая секунда украдена у собственного небытия, каждое слово – утраченная возможность что-нибудь сделать, каждый взгляд – путь к распутству, пороку и греховности.
Да здравствует путь к благочестию, смерти в муках и вечной жизни!
Не верю ни единственному своему слову.
За время, потраченное на прочтение представляемого текста, вполне можно успеть почистить зубы.
Хватит тратить время! Может ты еще успеешь умереть с начищенными зубами!